Распрямившейся пружиной
подстегнёт воображенье:
так бутылочного джина
трёхстолетнее броженье
вдруг на волю вырвет случай –
и побуйствует пленённый!
То мятежный и могучий,
и отчаянно – зелёный
богатырь в личине мая,
май в личине половодья!
Выгибается прямая,
и разорваны поводья
у коней осатанелых,
у машины срезан тормоз...
Миг решений недозрелых
увеличивает тонус.
Спровоцировано буйство.
Ухмыляется бессмертье.
Безрассудство хрипнет: "Будь что..." –
и навалится – "Отмерьте!.."
Бросит мятую заначку –
"...и на чай возьмите сдачу!"
Порет майскую горячку,
соблазняет на удачу
май, ера и забияка,
май – вахлак, моя - вакханка!
Я стою, раздавлен, ако
пострадавший из–под танка:
из–под майского всесилья,
из–под гусениц зелёных...
Человек я всё же, иль я
из животных этих оных,
что теперь играют свадьбы,
завлекая гласом трубным?
Ни к чему глагол "поспать бы"...
Это действо стало трудным –
всюду утро. И кипенье
зоревых страстей и соков,
и в черемуховой пене,
как в силках раззява-сокол,
я захлебываюсь телом,
я запутываюсь духом...
Ослеплённый белым – белым,
телом Геи. Праху пухом
моему она – да будет!
Не теперь. Ужо. Сегодня
май меня нахально удит,
как рыбарь! Какое – сводня!
Не уйти от зова плоти!
Не спастись от снасти мая!
На его крючке – в полете
я живу, табу ломая.
Пусть потом, потом расплата,
покаяние – кому-то...
Распрекрасно–распроклята
мера времени – минута,
мера истины – сомненье,
мера мудрости – безумье.
Будут осенью – соленья,
будет в старости – беззубье.
А пока, под маем тая,
я хочу – опять и снова –
с мыса мая, в бездну мая,
в пену, в цветь, в пучину зова!..
